План постановки романтических случайностей (из "Вавилонского голландца")

План постановки романтических случайностей (из "Вавилонского голландца")
...Она вертелась перед зеркалом в длинной зеленой юбке с какими-то явно вручную сделанными разводами и в песочного цвета узком, приталенном жакете. – Но ты знаешь, дорогой мой, у меня жутко болит попа!
– Да, мы нынче настрадались. И куда мы двинем сейчас, с задницами, отбитыми дикими лошадьми? Есть ли у нас план, мистер Фикс?
– Конечно есть, у нас всегда есть план! Строгий и определенный! Мы идем заблуждаться и случайно приключаться. Все, что произойдет сегодня, – чистейшая случайность. – Анна покивала своему отражению. Повертелась еще немного, показала зеркалу язык, скорчила рожицу, осталась довольной.
– Чистая случайность? Это ты называешь строгим планом?
– Конечно! Ведь какая-нибудь случайность обязательно приключится, так что наш план обречен на успех. Только я сначала бы поужинала. Пойдем к китайцам?
– А почему не попозже?
– Ты ничего не понимаешь в постановке случайностей. Сначала в зале должны погасить свет. Как раз, пока мы ужинаем. – И Анна устремилась вон из номера.
(...)
И тут вышла луна. На площади не стало светлее, но луна выбелила капризные очертания крыш. Их меловая линия, изломанная, острая, готическая,отделила черное бархатное небо от черных домов.
– О совершенство черного на черном! – Анна закружилась посреди площади, благо вокруг не было никого. – Правда же, это необыкновенно? Я всегда так жалею, что не умею рисовать! Как тебе такие декорации? Ты можешь написать в них какой-нибудь рассказ. Такой мрачный. Но кончится все хорошо.
(...)
Последние слова Анны утонули в музыке, которая донеслась из одного из домов. Какая-то очень знакомая фортепианная классика, играемая неплохим, но все-таки любителем.
– Ну вот тебе и Рахманинов, и даже первый концерт. – Анна захлопала в ладоши. – А хорошо, что исполнитель не бог весть какой. Это прибавляет интимности, словно играют только для нас…
– Рассказать об этом – никто не поверит (...)
– Да уж, как пить дать не поверят. В правду всегда трудно поверить. Практически невозможно. Дарю тебе эти декорации, владей! – Анна царственно простерла к нему десницу.
– А почему бы тебе самой не написать?
(...)
– Знаешь, мой дорогой, (...) Я лучше потанцую вокруг этҾго фонтана. – И Анна действительно принялась вытанцовывать вокруг фонтана нечто среднее между танго и вальсом. Почти попадая в такт с Рахманиновым.
– Ты пижонка? – Александр, сам не зная почему, почувствовал себя задетым. Он вдруг вспомнил, что она никогда не давала оценок его рассказам.Обходила молчанием, и всё.
– Ага! Я пижонка и чистоплюйка! – Анна продолжала кружиться вокруг фонтана. Попыталась выполнить подобие корявого фуэте, споткнулась,хихикнула, продолжила танец. – Пишущие условно делятся на два класса (скок-скок): одни хотят сказать то, что считают очень важным, другие(скок-скок) – хотят увидеть себя напечатанными… (скок-скок). Обе причины – уважительные, неизвестно, какая важнее. Сказать мне миру нечего,миру уже всякого наговорили, дайте бедняге отдохнуть…
«Ну что за чушь она городит, – Александр раздражался все больше. (…) Но с чего это вдруг я решил, что она обо мне?..»
Тут он заметил, что Анна уже не пляшет, а стоит молча и смотрит на него с любопытством. Поймав его взгляд, она моментально расцвела дурашливой улыбкой, отставила одну ножку на носок и развела руки угловатым полукругом:
– Третья позиция! Я похожа на балерину?
– О да! Ты похожа на прекрасную балерину! – с готовностью подтвердил Александр. На самом деле Анна на балерину нимало не походила, она выглядела как циркуль.
– Правильно отвечаешь! – Анна смеялась, и ее смех отскакивал от многочисленных углов площади. – Хотя на самом деле я похожа на циркуль, что тоже неплохо.
Она наконец-то перестала дурачиться, остановилась, перевела дух и сказала:
– Ну что, пойдем, что ли, в гостиницу, трахаться?...
(Макс Фрай - Вавилонский голландец)